Все кончено. Аня бездумно провела кончиками пальцев по конверту из серой казенной бумаги. Тому, что вдребезги разбило ее такую устоявшуюся и, на первый взгляд, вполне счастливую жизнь. Больше не будет долгих зимних ночей у камина с новым письмом в руках (взамен старого - надежно спрятанного под подушкой среди прочих - таких же зачитанных), не будет страстных объятий, слез, редких визитов домой, ранних прогулок по утрам и поздних - при луне. Не будет нежных поцелуев и сладкой горечи прощаний. Больше не будет ничего. Его больше нет. Она медленно протянула руку и взяла хрустальный бокал. Его любимое шампанское, бутылку которого Володя открыл в тот день, когда делал ей предложение, так нелепо прерванное визитом отца… Как давно и как недавно это было. Искристое золото беззвучно забурлило и, успокоившись, осело на дне. Один глоток - и все кончено. Сколько ждать? Где-то вдали - в другой жизни, начал бить колокол. Видно, крепко выпил деревенский звонарь. Она закрыла глаза и предалась воспоминаниям - скоро их беззвучный поток унесет ее далеко отсюда - туда, где ее ждет он. Она знала, что так будет.

Она не любила думать о детстве - ведь, несмотря на доброту и любовь, окружавшие ее в доме барона Корфа, тогда она чувствовала себя лишней, ненужной и незваной. Косые взгляды Владимира, его всегдашнее стремление унизить, уколоть, попрекнуть - пусть ему самому это и казалось неотъемлемым правом сына хозяина дома - отравили ей ранние годы жизни. Ведь она знала, что он может быть другим - когда в детстве помогал ей выхаживать раненую птицу, втайне от всех спрятанную на сеновале, когда таскал с кухни сливки для ее котенка и заступался за провинившегося по его вине конюха…

Бурные события, начавшиеся непосредственно перед кончиной старого барона, также слились для нее в одну нескончаемую череду мучительных воспоминаний, которые она старалась забыть. Хотя предательство Миши давно уже не причиняло ей боли и многое также стерлось из памяти… Иногда ей снился сон, заставляющий просыпаться от собственного крика. Ей снился танец. Завораживающая, тягучая восточная музыка снова и снова обволакивала причудливой игрой звуков. Она - почти обнаженная, в странном восточном наряде, чувственно изгибаясь, танцевала перед гостями. Среди них она видела знакомые лица - отец, вперивший в нее недоуменный и осуждающий взгляд, Полина, сгинувшая в Питере, улыбаясь, показывала на нее пальцем, Карл Модестович с похотливой улыбкой на губах… Танец обрывался, когда она встречала его взгляд. Нет, не Мишин, а на этот раз его - Владимира. Взгляд, ранящий навзлет - ведь он смотрел на нее так, будто никогда не любил. И, поворачиваясь, он уходил. От нее. И больше всего на свете Ане хотелось броситься за ним, умолять вернуться, но во сне она не могла сделать ни шагу, и стояла, стояла неподвижно, глядя ему вслед, вслед своему ускользающему счастью… Она никогда не рассказывала об этом сне ему, но Владимир о чем-то догадывался, когда пытливо заглядывал ей в глаза - и когда внезапно полностью поменял обстановку столовой, наняв модного мастера из Италии…

Из всего, что тогда произошло, Аня хотела помнить только то, что было связано с ним - изменившимся, открывшим ей свое сердце. Володя давно рассказал ей (сильно смущаясь - после того, как Аня предъявила вытащенный любопытным Лучиком обрывок письма), как, тоскуя без нее, изводил один за одним листы гербовой бумаги, и как ниспосланным небом предлогом явилась ему Ольга Калиновская, что ехал он в Петербург, как мальчишка надеясь на встречу, как бежал, не помня себя, отчаянно мечтая разыскать ее на равнодушных питерских улицах. Владимир до сих пор не мог простить себе, что по его вине Анна чуть не пострадала от Начальника Тайной полиции… Хотя потом господин Бенкендорф очень тепло относился к Анне во время ее недолгого пребывания при дворе. Так странно порою поворачивается судьба…

Аня хорошо помнила первый поцелуй Владимира - как потрясение сменилось незнакомым теплым чувством, названия которому она тогда не знала - то в ее сердце начинала зарождаться новая любовь. И было это новое чувство так непохоже на прежнее - робкое и хрупкое, разбившееся о первое серьезное испытание. Любовь к Владимиру перевернула ее душу, сделала ее ревнивой и страстной, безрассудной и решительной. Эта любовь стала ее проклятием. Она хотела забыть ее, но не смогла.

Она постаралась забыть все, что было раньше, все его резкие, грубые слова, ненавидящие взгляды. Постаралась забыть угрозы и унизительные приказы, всех женщин, которых он когда-либо знал. И все-таки прошлое иногда всплывало в мелких деталях, запахе амбры, звоне разбитого стекла - и она замыкалась в себе, ловя встревоженные взгляды любимого… когда он был рядом. Когда он был. Почему счастье, им отпущенное, пролетело так быстро?

Император простил ей обман, разглядев, к своему удовольствию, в наследнике Александре редкую прозорливость, как особый, романовский талант. Императрица, всегда относившаяся к ней благосклонно, одобрила ее представление ко двору. Государь любил рассказывать своему окружению ее историю, показавшуюся всем чрезвычайно романтичной, что сделало Анну на время звездой званных обедов и вечеров. Но его с нею не было, и, устав от окружавшей ее помпезности и лжи, неприкрытой лести и назойливой настойчивости сановных кавалеров, она уехала в поместье, дожидаясь частых писем Владимира и редких визитов, несмотря на усиленные приглашения, сыпавшиеся на их петербургский дом. Репнины с грустью констатировали, что придворная жизнь не пришлась по душе молодой баронессе. И Елизавета, под давлением мужа, прекратила свои настойчивые попытки переделать сестру.

Владимир служил на Кавказе, повинуясь всемилостивейшей воле императора. Когда она однажды попросила взять ее с собой, он серьезно ответил, что она - самое дорогое, что у него есть, и пока она в безопасности, дома, и ждет его, ему не страшна сама смерть. Горы - не место для его жены. Она не осмелилась настаивать, понимая, что если Владимир будет беспокоиться о ней, он может подвергнуть свою жизнь еще большей опасности. После трех выкидышей, во время последнего из которых Анна чуть не умерла, доктор Штерн посоветовал им пока не пытаться заводить детей. "К счастью", - с горечью подумала она. Ведь все это - ее мир, ее счастье, ее надежды - вся ее жизнь, которая еще вчера казалась ей такою твердой и осязаемой - вмиг разлетелось вдребезги от этого клочка простой грубой бумаги, привезенного утром.

День начинался как обычно. Последнее время она плохо спала и потому вставала едва начинало светать. После завтрака приехала Лизавета, гостившая у папеньки. Они беседовали об успехах Сони, на днях представленной императрице, принявшей ее с невиданной благосклонностью и удостоившей вопросами о ее сестрах, что было неслыханной честью. Они как раз обсуждали последние дворцовые новости, как нарочный привез письмо. Строчки слились у нее перед глазами. "Это не правда", - было последнее, о чем она подумала перед тем, как окончательно провалиться во тьму.

Очнувшись, она увидела Лизу. Сестра встревоженно повернулась в ее сторону. Кто-то перенес ее на кровать. Кровать Володи. Эта мысль заставила сердце снова сжаться от невыносимой боли. Наверно, она побледнела. "Анечка, что с тобою?" - смутно донесся (со стороны испуганный голос сестры. Когда шум в висках немного утих, она опять открыла глаза и попыталась сесть.

Анна запивала лекарство от мигрени, держа стакан дрожащими пальцами. "Надо взять себя в руки", - подумала она, поймав в очередной раз обеспокоенный взгляд Миши.

- Что-то с Володей? - князь Репнин смотрел на нее так хорошо ей знакомым прямым взглядом, на дне которого бурно плескалось еле сдерживаемое беспокойство.

- Да. Он погиб. Умер в госпитале. После неудачной операции, - как чужие, слова вылетали из помертвевших серых губ. Стакан, наконец, упал, и почему-то разбился, зарывшись в длинный ворс. Пристально глядя на осколки, Анна не видела, как побелел Миша, а Лиза, вскрикнув, закрыла лицо руками. Не глядя на гостей, она механически продолжала: - После побывки Володя присоединился к своему полку в Кулу-Даге ,и на следующий день их перебросили в эпицентр военных действий. Это… это случилось за день до последнего выступления. На отряд полковника Репина напали из засады и… - Горло ее перехватило, она больше не могла говорить. Теплые руки Лизы обняли ее за плечи. - Поплачь, Анечка, поплачь! - По нежному свежему лицу сестры, еще не испорченному петербургской модой на белила, струились крупные, как капли росы, слезы.

Князь и княгиня Репнины остались еще на некоторое время. Анна дала им понять, что справится со всем сама, сказала, что уже успокоилась и хочет побыть одна. Когда это было необходимо, она умела быть непреклонной, и они это знали. Едва их карета скрылась, Анна приказала запрягать лошадей. У нее осталось несколько дел, которые нельзя было отложить.

***

Она стояла на могиле Ивана Ивановича. Белые цветы казались снегом на сером камне. Как странно, что все закончилось именно так. Он никогда бы не подумал, что его, участника великой войны, сын, так нелепо погибнет в рядовом сражении, даже не оставив наследника… Положив красные астры на могилу Сычихи, Аня перекрестилась. Небо ответило ей громовым раскатом.

Пробираясь между беспорядочно раскинутыми рядами пестрых кибиток и ловя на себе настороженные взгляды цыган, неотступно провожающие молодую баронессу, Анна неожиданно встретила Раду. Цыганка шла прямо на нее, а крошечный чумазый мальчик бежал следом и громко кричал что-то, крепко вцепившись ручонками в цветастую юбку. Сердце кольнуло горечью. Когда-то она так хотела ребенка…

- Госпожа баронесса? - цыганка враждебно смотрела своими раскосыми нахальными глазами. Крошечные пальчики изо всех сил тянули ее за юбку. Рада не обращала на сына никакого внимания, внимательно разглядывая нежданную гостью.

- Это твой? - зачем-то спросила Аня, и, повинуясь безотчетному порыву, протянула чумазому малышу руку. На ее ладони лежал серебряный полумесяц - половинка старинной монеты - последний подарок Владимира, привезенный с Кавказа, который она с утра безотчетно сжимала в руке.

- Возьми. - Мальчик схватил нежданно приобретенное сокровище, и, стрельнув блестящими глазами, побежал, сломя голову, прочь.

Рада смотрела на нее без прежнего вызова:

- За чем пожаловали, баронесса?

- Рада, помоги мне.

И в голосе Анны прозвучало то, что заставило цыганку молча повернуться и отвести ее туда, где, глядя в одной ей известную даль, недвижно сидела Старуха.

Вернувшись от матери, Анна отослала в деревню Варвару. Она видела, что та хочет о чем-то ее спросить, но нутром поняв, в каком Аня состоянии, не посмела. Только жалостливо поглядела на нее своими добрыми и такими родными глазами. - Прощай, Варечка, - Аня поцеловала старую женщину в теплую щеку и, быстро повернувшись, убежала. Варя тревожно посмотрела ей вслед: "Прости, Господи, дуру старую, невесть что подумала".

Она медленно ходила по пустынным комнатам, чувствуя, как все теснее и теснее ее обступают воспоминания. В них их было столько - мимолетные образы почти явственно касались ее своими бесплотными тенями. Библиотека, столовая, кабинет… Каждый предмет в доме был свидетельством ее… их жизни. Володя так любил читать у камина по вечерам. Она садилась подле него и, отрываясь время от времени от книги, украдкой смотрела сквозь опущенные ресницы на его лицо. Она знала, что иногда он делает то же самое. Они играли в эту игру с самого начала их семейной жизни и так и не признались в ней друг другу. На руку упала горячая капля. Тыльной стороной ладони Анна стерла ее след с лица.

Слепые глаза Старухи остановились на молодой женщине.

- "Есть у меня то, что ты ищешь", - она сделала Раде знак рукой. Та молча зашла в одну из кибиток и вынесла что-то, завернутое в грязную тряпицу. - "Большие беды принес он в свое время… Возьми!" - Аня нерешительно протянула руку. Взгляд Рады остановился на обручальном кольце. - "Ты должна отдать это", - молодая цыганка тронула ее за рукав. Глаза Рады пытались что-то сказать, но Аня не понялая, что.

- "Вот, возьми!" - не колеблясь, она вынула из ушей бриллиантовые серьги - свадебный подарок отца и вложила в морщинистую ладонь.

Она почувствовала, что мир начинает кружиться вокруг нее. Стало ярче, но и холоднее. Потом открылась дверь, и вошел он. Аня счастливо улыбнулась - она знала, что так и будет.

- Анечка, я так мечтал тебя увидеть. Я так счастлив! - Владимир обнял ее и начал покрывать поцелуями.

- Володя, я так ждала тебя!

- Я здесь, моя любовь, со мной все в порядке, не бойся.

Что-то было не так - пробилась мысль осквозь затуманенный счастьем разум. Наконец Владимир понял что. Аня не бросилась в его объятия, как делала это всегда, когда он приезжал домой - и он, по ставшему семейным, обычаю, кружил ее. Он отодвинулся, внимательно вглядываясь в ее лицо - такое любимое и такое прекрасное. И что-то недоброе почудилось ему - в ее глазах - серых звездных глазах, снящихся ему каждую ночь под высоким горным небом - он не увидел радости. Его взгляд остановился на сером конверте, рядом с которым лежал опрокинутый флакон. "Господи, Аня…" - Холодная рука сжала сердце. Владимир неверяще смотрел на жену.

- Неужели ты… Ты думала, что я погиб? Аня, боже…

Сквозь туман, затопивший все вокруг, и коснувшийся любимого лица, Аня узнала этот взгляд.

- Нет противоядия… ты… жив… счастлив… родит тебе ребенка…

Она сказала любит его. Счастлив… Владимир неверяще смотрел на свое счастье, еще столь близкое и уже столь неотвратимо ускользающее…

***

Весь вечер Михаила мучило странное предчувствие.

- Миша, что с тобою? - в который раз обратилась к супругу Лиза, не получив очередного ответа на свой вопрос.

- Знаешь, - неожиданно сказал он. - Я думаю, нам не следовало оставлять Анну одну.

Лиза давно перестала ревновать мужа к мыслям об Анне, тем более, что они жили счастливо более двух лет и она была второй раз беременна - первого ребенка они, к сожалению, потеряли. И она любила сестру. В детстве они даже были подругами, пока та не начала сознательно отдаляться, на что, как теперь Лизавета понимала, у нее были веские причины - благородная Анна не считала себя вправе дружить с детьми соседей-дворян.

- Да, ты прав. Я прикажу заложить коляску. Мы пригласим Анну переехать пока к нам…

- Постой, она так сразу не согласится, ты ведь ее знаешь, да и поздно уже… Сам не знаю, почему я об этом заговорил… - Михаил старательно пытался скрыть горе, проступившее каждой обострившейся морщинкой на его лице. Лиза до сих пор без памяти любила мужа, и каждое движение его души не было для нее загадкой - его мысли были для нее открытой книгой.

- Поедем. Может, она нуждается в нас. - Стремление помочь Анне, думала Лиза, станет той отдушиной, что поможет Михаилу справиться с обрушившимся на него горем.

Подъезжая к дому Корфов Репнины были удивлены ярким светом в окнах, суетливо бегающей дворней.

- Никак случилось что… - пробормотал Михаил, помогая супруге выйти из коляски.

На пороге их встретил дворовый:

- В гостиной они. Барин приказал не беспокоить…

- К-как… - недоумение и тайная надежда отразились на лице Михаила.

- Они с барыней тама. Уж час как приехали, - дворовый подобострастно поклонился князю.

- Ну вот, мы не вовремя, - Лиза счастливо засмеялась. - Но хорошо, что мы все-таки приехали - такой груз с плеч…

- Подожди… - Михаил поднял руку. - Я не понимаю…

Лиза поглядела на мужа. Одна и та же мысль посетила их одновременно. Михаил решительно отодвинул плечом Сеньку и открыл дверь в гостиную.

Откинув голову на спинку кресла, у догорающего камина сидела Анна. Ее лицо было чисто и прекрасно, светлые волосы казались золотыми в неверном свете умирающего пламени, а на губах застыла нежная улыбка. Владимир обнимал жену за талию, положив голову на ее сложенные на коленях руки. И такая бесконечная любовь читалась на их лицах, что вошедшие не сразу заметили лежащий на полу инкрустированный дуэльный пистолет работы знаменитого французского мастера.

FINE