Один день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Всю ночь снился Репнин. Репнин как Репнин. Только на его плечах почему-то красовалась прелестная головка Лизаветы Петровны. Голова лыбилась, закатывала глазки и периодически норовила соскочить с плеч. Репнин ловил её, водружал обратно и просил "знать своё место". Голова дулась и бурчала что-то о свободе личности, мировой революции и вселенских тайнах… Проснулся в холодном поту, потянулся к Анне. Лучше бы спал. Она начала умываться на ночь. Никак не привыкну. Красоту, конечно, ничем не замажешь, но сдержать восторженного вопля не смог. Лохматая очаровашка проснулась, пришлось рассказать о ЛизаМише. Анна, задумалась, заинтересованно поглядывая на мои плечи. Впервые в жизни по-настоящему испугался. Отвлекал Аньку долго, раз пять вспотел. Она осталась довольна. Я тоже.
Завтракали поздно и в глубокой печали. Страдальчески щуря прекрасно-красные веки, Варвара шмыгала носом и всё повторяла: "Беда-то, барин, беда-то какая! Всю капусту сожрали! Со всей империи! Беда барин, беда". Утешить её как Аньку не решился. У любимой жены кулак маленький, но острый. Пришлось налегать на спаржу и бланманже. Отправил Григория в Брюссель. Будем ждать.
К обеду вновь нагрянул дражайший тесть. Никакой капусты не напасёсься. Анна металась как подстреленная. С пятой попытки удалось её перехватить и пристроить на колени. Долгорукий краснел, бледнел, кашлял и хватался за сердце. Анька прониклась и перестала ёрзать. Жаль. Прав был Репнин: хочешь полноценной личной жизни - сделай ручкой папе.
Вечером испытал дикое желание пострелять. Часа два искал пистолеты. Потом вспомнил, что сегодня приезжал Долгорукий, вспомнил вороватый взгляд Аньки… Хорошие были пистолеты… Если повезет, недельки через две найду. Опытная Анька стала...
С расстройства вылакал 3-дневный запас бренди… Гадость… Что было дальше не помню. Скорее всего, ночь…
Еще один день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Когда именно закончилось вчера и началось сегодня - помню смутно. Помню как Анька, сопя и кряхтя, тащила меня по коридору в сторону спальни. Периодически она останавливалась, утирала подолом лоб, пинала меня и изрекала: "На фига мне эта недвижимость?". Допинала. Люблю её.
Первое, что увидел утром - рояль. Думал, допился. За роялем сидела Анна. Та-а-акс. Свечей, шампанского и шелковых простыней стало мало. Аньку потянуло на экстрим… Уползти не успел… Потом лечились. Вместе. Я хлебал рассол, Анька прикладывала бодягу к синякам на ногах.
Получил письмо от Репнина. Парень познает все радости жизни с Лизаветой Петровной. Правда пишет об этом неохотно: SOS. Последняя буква съехала. Не успел… Всё-таки с Анькой мне повезло. На кладбище не затащишь, в карты - только картинки рассматривает. На тестя наехал и пол дня спокоен: либо пистолеты прячет, либо с Сычихой зелье варят. Приворотное. То мне, то Долгорукому споить пытаются. Третьего дня вылил в окно. Все куры - в непотребном виде, подушек на 30 лет вперед заготовили… А Долгорукий давно лысеть начал. Написал об этом Лизке, устроил каникулы Репнину.
К вечеру потянуло в народ. Поехал к цыганам. Встретил там Раду. Пыталась поговорить "за жисть", оголяла плечико и предлагала прийти к консенсусу. Я сказал, что теперь без рояля не могу. Она не поняла. Наверное, поэтому не обиделась, и предложила погадать. Дал червонец. Долго смотрела на мою ладонь, щипала её, зачем-то пробовала на зуб и сделала вывод: я черствый человек. Отобрал червонец. Мне так Анька каждый день гадает. Вечер закончился в тесном семейном кругу… Хороший был рояль.
Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Анька предсказуема, как Варина стряпня. Решил сделать ей приятное, спросил чего бы она хотела. Ответила, что спит и видит, как мы приятно общаемся с Петром Михалычем. Не-е-ет… Это она не спит - бредит.
Грит, Володька, сделай так, чтоб вам с папенькой в одной комнате не тесно было. Неужели это не возможно? Ну почему не возможно? Возможно… Но чучело из Долгорукого делать не буду. В Петропавловке плохо кормят. Обиделась и ушла в лес. Без шапки.
Собрался поволноваться, не успел. В дверь ввалился князь Оболенский. Плакал, хватал меня за руки и просил политического убежища. Водрузил его в кресло, и долго пытался образумить с помощью бренди и божьей матери. Сбагрить доктору Штерну не удалось. На пороге возникла Полька. Оболенский подорвался, взвыл и попытался эмигрировать за портьеру. Полька ловким движением бедра вернула его обратно в кресло. И ко мне: Навек твоя, грит, Владимир Иваныч. Бери меня без целофану. Ага, а я себя на помойке нашел. Объяснил девушке, где её таланты будут востребованы. Вышел в окно…
Вспомнил весь боевой опыт Кавказа. Забаррикадировал дверь Варварой и вошел так же, как вышел. Озадачил Польку боевым криком йо-хо-хо, арией Сусанина и танцем маленьких лебедей. Добил парой гримас. Полька ломанулась к двери, где наивную двугорскую девушку встретила тяжелая артиллерия. Хорошая была сковородка…
Теперь буду Шуллера на живца ловить.
Вечером пошёл спасать Аньку. Попал в засаду. Анька в боевой раскраске ирокеза вопила: "Врагу не сдается наш гордый Варяг" и швырялась коровьими лепешками. Попадала чаще, чем хотелось бы. Отвечал тем же. Всё-таки Анька - свой пацан. Горжусь. Грозил ей Полькой, Бенкендорфом и пальцем. Обещал подумать на счет чучела. Встреча закончилась со счетом 5:5 в нашу пользу…
Варька в дом не пустила. Ночевали в бане. Заодно и помылись…
2. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Корф свихнулся. Угу, не меньше… Скучаю по княгине Долгорукой. С утра послал за Штерном. Доктор - полный болван. Предложил пустить кровь. Ответил, что она у меня не казенная. Тогда, грит, постельный режим. Спросил с кем. Штерн закашлялся и сделал ноги. Болван.
К обеду не выдержал и поехал навестить Долгорукую. Ещё на подъездах к монастырю почуял неладное. Птицы молчат, кругом ни души, стада пасутся ровными шеренгами, по четыре скотинки в ряд.
В монастыре офигел окончательно: монашки маршируют под "Марсельезу", мать-настоятельница чистит пистолеты, на стене плакат: "Монашкой можешь ты не быть, но вот стрелять в мужчин - обязан!". Ай да Долгорукая, ай да молодец! Понял, что влип. Загнешься стольких очаровывать. Нечто в маскхалате, с кустом на башке пискнуло: "И-й-я"… и мысли кончились.
Очнулся в келье. Марь Лексевна встретила как родного. Бренди - отравлено, в конфетах - стрихнин. Всё чин-чинарем. Долго вспоминали былое. Долгорукая совсем не изменилась: за три часа общения трижды подпилила ножку стула, дважды оттоптала ноги, раз пять пыталась напоить бренди и раз одиннадцать назвала сыном осла. В долгу не остался: три кнопки на стул, портрет Петра Михалыча - в красный угол и четыре томно вздыхающие монашки.
Прощались долго. Залили пол округи. Марь Лексевна шмыгала носом, била меня по плечу и повторяла: "Вовка, ты - ЧЕЛОВЕК!!!!". Передала привет Долгорукому… калибра восемь с половиной миллиметров. Бой-баба.
Всю дорогу до дома спал. Анька устроила допрос с пристрастием. Пришлось разстараться… два стараться…три стараться…
3. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Полька, попавшая под тяжелую Варину сковороду, третьего дня пришла в себя. Точнее не совсем в себя. Точнее совсем не в себя. Я грит - ета, Джуль, которая. А я бедный Йорик. Отправил её Шуллеру… наложным платежом. Он Шекспира любит. Пусть наслаждается.
Только расслабился, Анька номер отмочила. Стырила где-то дюжину пупсов и давай их с места на место перетаскивать и прятать… Варька клянется, что неделю сковороду в руки не брала. Послал за доктором Штерном. Часа два вместе охотились за Анькой. Отловили. Она брыкалась, лягалась и переходила на ультразвук. Штерн, щуря подбитый глаз, ободранный, но гордый выдал: синдром наседки. Положение серьезное, курс лечения - минимум девять месяцев. Потом пошаркал ножкой и добавил: "Могу помочь". Закрыл ему второй глаз.
Аньку лечил сам. Остановились на двух мальчиках и одной девочке. Уговорил её вернуть пупсов Соне…
4. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Ещё не проснулся, а уже понял: что-то не так. Открыл глаза: точно!!! По комнате порхал папик. Он деловито собирал в аккуратную кучку разбросанные вещи и довольно насвистывал: "Атомное чувство любовь…".
Возмутиться не успел. Истошный Анькин визг низверг барона вниз. Он ляпнулся на пол и обижено замычал. Анька с ночной вазой в одной руке и распятьем в другой попыталась совершить обходной маневр. Барон ловко взмыл вверх и уже с люстры сообщил, что тоже рад её видеть.
Завтракали поздно. Анька дернула бренди, занюхала и задумчиво изрекла: "Начинаю понимать тебя, Корф". Варька взволновалась: "И давно тебя, девка, с утра на бренди тянет?". Анька ответила, что недавно, но, похоже, надолго.
К обеду приехали Сычиха, Долгорукий и новая соседка - вдова Н-ская - молодящаяся дама с томным взором. Вдова читала Байрона, дубасила по роялю, дважды порывалась свалиться без чувств. В итоге выдала, что все мы узники страсти и повисла у меня на шее. Сказал, что я не археолог и перевесил мадам на Долгорукого.
Анька весь обед, невинно улыбаясь, осыпала Н-скую комплиментами типа: женщина-коньяк и интересовалась модой начала века. Мадам снисходительно вздыхала, вгрызалась в персик и рассуждала на тему оскомины от недозрелых фруктов. Долгорукий хлопал глазами, Сычиха таскала со стола серебро, я налегал на бренди.
Вечером получил письмо от Репнина. Мишель сообщил, что Лизавета Петровна собирается навестить отца. Просил спрятать лопаты, карты, запереть Сычиху в потайной комнате и перекопать дорогу в монастырь. Завтра займусь…
5. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Под утро снилось болото. Сырое, дурно пахнущее, с абсолютно беспардонными лягушками, сующими свои мокрые лапки куда не лень. Отбивался как мог. Почти успешно: болото исчезло, но лапки остались… Это Анька, стуча зубами, совала ледянющие руки мне под мышки. Спросил, где была. Посмотрела как на слабоумного: "Л-л-л-иза же приезжает, п-п-п-истолеты прятала!" Это она умеет. Любимую пару полгода ищу.
Лизавета Петровна не заставила себя долго ждать и к обеду прибыла. Карета с песнЯми пронеслась мимо поместья Долгоруких и остановилась у главного входа в наш дом. Анька раскинула крылья и заулыбалась. Дверца открылась… Вылетели лопата, маскировочная сеть, знак "Проезда нет" и охотничье ружье. Захотелось бренди…
Из двери показалась прелестная голова Лизаветы Петровны. Голова осмотрелась, сверкнула коренными зубами и блаженно зажмурилась. Анька, начхав на церемонии, ринулась вперед и, схватив голову за уши, принялась смачно целовать в щёки.
Григорий и ещё трое в штатском попытались снять сундук Репниной, не удержали его и завалили на бок. Сундук чихнул и на народно-русском сказал всё, что об этом думает. Слуг сдуло. Анькины пятки свесились мне на грудь. Лизка вздёрнула бровки и доверительно пояснила: "Мишель такой капризуля! Совсем не скучал по папе!".
Вечером собрались кто куда: обе Петровны - к папе, Миша - к тестю, я - на тропу войны. Долгорукий суетился и повторял как заведенный: "Какая честь, какая честь, какая честь…". У меня свело скулы. Садист…
Всё закончилось как обычно: пол литра бренди, Аньку на плечо и домой… Репнины возвращались "домиком"…
Лизка изъявила желание ночевать в потайной комнате. Мишель просил считать его коммунистом… Анька не поняла. Объяснял всю ночь. С примерами. Она осталась довольна, я тоже…
6. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Утро было бурным. Проснулся неприятно. Репнин тряс меня за плечо и грязно
ругался. Когда я узнал в чем дело, тоже ругался. Репнин краснел и пытался
записывать. Анька, Лизка и Сычиха исчезли. Фигня!!! Исчезли лошади, охотничьи
ружья и все патроны. На вопрос: Что ж это такое, Миш? , Репнин хряпнул бренди и
выдал: Гены, Корф, гены! .
Искали долго. Нашли в трактире. По звуку. И очень вовремя: дамы вопили, стекла
дрожали, трактирщик крестился, на полу лужи. Оказалось, что празднуют удачную
охоту и оплакивают убитого зайца Хоронили зверька с помпой: заупокойной службой
и прощальным салютом.
К обеду прибыли Сонечка Долгорукая и мой старый приятель поручик Вольский. Он
получил отпуск по ранению, оккупировал соседнее имение и мой винный погреб. Как
крупный специалист по бренди, женщинам и неприятностям, Вольский увлекся было
Анной, но быстро остыл. Четыре зуба, два лестничных пролета и подбитый глаз
обеспечили поручику новый взгляд на жизнь в целом и Анну в частности.
За обедом Вольский живописал Кавказ, диких горцев и собственные подвиги. Сонечка
впала в ступор, а Лизавета Петровна, блестя глазками, поинтересовалась: А что,
офицерские звания только мужчинам дают? . Мишель ловким движением соорудил
фигуру из трех пальцев и привычно помахал ею перед Лизкиным носом. Вольский
обречено вздохнул Сонечка очнулась, захлопнула рот и пролепетала что-то о
природе и незабвенной красоте Кавказа. Вольский ожил, затряс челкой и со знанием
дела обрисовал княжне местный ландшафт. С подробностями: холмы, ложбинка,
впадинки Получил в коллекцию пятый зуб и окончательно сник
Вечером играли в прятки и поздним вечером тоже и ночью и поздней ночью Лизку
и два пистолета так и не нашли
7. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Игра в прятки затянулась на трое суток. С самого утра снова искали Лизку. Анька ревела, Варька причитала, Сычиха измочалила две колоды карт и заработала косоглазие, пялясь в хрустальный шар. То и дело под ногами путался Долгорукий. Он порывался вызвать Репнина на дуэль , прыгал из-за угла, хватал зятя за грудки и шипел: "Это ты, извращенец, довел мою девочку". Миша тактично стряхивал князя, посылал его проветрится и вспоминал всю родню по материнской линии… А может Анька всё-таки - подкидыш?
В полдень в дом ворвалось нечто. При детальном рассмотрении, мы с Анной сошлись на том, что это соседка - вдова Н-ская. Мамзель было не узнать: букли дыбом, руки трясутся, всё лицо - сплошной вопящий рот. Залил в него литр бренди. Вдова закашлялась и на лице появились два любующихся друг другом глаза. Заикаясь, Н-ская поведала, что видела Лизу: "…Бедная девочка встретилась с медведем!" Анька грохнулась в обморок, Варька - туда же. Сычиха завопила: "Чур, шкуру мне". Репнин в ужасе начал шуршать Красной книгой.
Лизку, по наводке Н-ской, нашли быстро. Топтыгин был рад, Лизка не очень… Репнин объявил ей трое суток ареста и прицепил к себе наручниками. "Я тоже тебя люблю", - зарделась Лизка, пряча в декольте отмычку.
Вечером устроили праздник… Пьяная Анька порывалась отчебучить танец Саломеи…Одолжил у Репнина наручники…Танцевали вдвоем…Но позже…
8. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Утро прошло как в лучших домах Петербурга: чинно, неспешно, с соблюдением всех правил приличия. Отметил в календаре красным цветом и вызвал доктора Штерна. Мало ли что? Штерн оказался злопамятным. Пришлось обещать, что никто из Корфов больше никогда не покуситься ни на один докторский глаз. Сработало. Штерн прописал покой… всем… лучше вечный… Я прищурился…, и доктор предпочёл удалиться.
Чуть позже все вместе отправились в церковь. На службу. Здесь всё было привычно и предсказуемо: местные кумушки при виде сестер зашушукались, мужчины приосанились, певчие начали фальшивить. С удивлением и затаенной радостью обнаружил за одной из колонн своего бывшего управляющего. Шуллер стрелял глазами и усиленно делал вид, что крестится.
Лизка радостно подмигнула священнику. Бедняга запнулся, перешёл на "Господи, помилуй" и вцепился в приходскую книгу. Репнин хмыкнул… и поправил наручники. Старуха Горская умиленно прошамкала: "Шарман!" и поинтересовалась у какого ювелира заказывали милую безделицу. "Двадцать баксов, и у Вас будет такая же",- встрял Шуллер: "Даже лучше…". Старуха поджала губы… "Девятнадцать",- сдался Шуллер: "Но деньги вперед!".
Ещё через час Модестыч совсем расслабился и повел себя так, будто оставил дома запасную челюсть: подкатывал к Соне, хамил Лизе и пытался ущипнуть Анну… Сказал немцу, что у него не хватает левой верхней четверки. "Хватает", - возразил Шуллер. Напрасно… Не люблю, когда спорят… Зажав в руке левую верхнюю четверку, расстроенный Модестыч покинул церковь, но обещал вернуться. Я извинился и увел всю компанию домой. Священник перекрестился и ещё долго смотрел нам вслед…
9. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Интуиция - вещь сурьёзная. Всю последнюю неделю чуял: что-то случится. И точно! Фортуна развернулась на все 180 и оказалась к нам совсем не лицом. С пометкой "адресат выбыл" вернулся сундук с Полькой. За время путешествия, Полька, некогда оглоушенная Варькиной сковородкой, судя по ажурному построению фраз, успела прийти в себя и понять, что в сундуке ей не совсем нравится.
Выпустить красотку сразу никто не решился. Часа четыре сундук скакал по комнате и орал благим матом. Стены гостиной вспотели и стали смачно бордовыми, цветы поникли, китайский фарфор почил в бозе. К обеду Полька выдохлась, и Григорий рискнул открыть сундук. Варька, поигрывая капустными кочанами, сказала: "Здравствуй, девка! С прибытием!". Полька оценила обстановку, вилки капусты, Варькин глазомер и кивнула: "Здрасьте!"
Пол дня думал что с таким богатством делать. Выкрасить да выбросить…или Долгорукому подогнать. Он, помнится, питал к девушке отцовские чувства. Анька уговорила пожалеть старика. Чёрта с два! Пожалел Польку! Определил её в крепостной театр. Занавес поднимать.
В обед Варька превзошла себя: щи, кулебяка, тушеная капуста и пирожные…с капустным кремом… Скоро заблею!
Ближе к вечеру начал готовиться к приезду Репниных. Они давеча Марь Лексевну навестить отправились. Защитил родственников как мог: каски, бронежилет, три вида противоядия и 5 литров бренди в дорогу. Волнуюсь! Если вернутся - отдам Мишелю Георгиевский крест…
10. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
С утра отправились на прогулку. Анька заупрямилась и решила ехать непременно верхом. Полчаса бегала за лошадью. С лестницей. Лошадь заработала невроз, Анька четыре шишки, я узнал много нового. Например, что лошадь, по крайней мере Анькина, - близкая родственница осла, собаки женского рода и Ольги Калиновской.
Вытер слёзы, запил икоту доброй порцией бренди и усадил Аньку в седло, предварительно смазав его "Моментом". Для верности. Объехали всю округу и даже добрались до ярмарки.
По площади ходили долго и чинно. Анька с седлом смотрелась мило и произвела настоящий фурор. Периодически она останавливалась и с жаром восклицала: "Бедная… бедная… бедная кузина Ольга!!!". В конце концов, не выдержал и спросил с чего она так сокрушается. Анька вздохнула, потерла пятую точку и выдала: "Папенька, говорит, что Ольга в седле родилась".
Решил признаться, что седло прилипло не просто так… Очнулся в трактире… в седле. Анька хлопнула бренди и заявила: "Теперь мы с тобой на равных". "Шалишь, любимая", - подумал я и предложил проверить - выйти до ветру… Хорошие были седла…
Домой вернулись поздно, но с подарками. Сычихе - колоду крапленых карт, Лизавете - шкатулку с тройным дном и саперскую лопатку, инструктированную жемчугом, Мишелю - амбарный замок и датчик передвижения для жен, Соне - пособие "Мужчины у Ваших ног… или 40 приемов самообороны", Варваре - комплект чёрного кожаного белья.
Анька подошла к кучке вещей, которые я выбирал лично. Спросила: "Это кому?". Ответил, что тестю. Анька отложила в сторону намордник, смирительную рубаху, сушеную каракатицу и сказала: "Остальное - сойдет". Скучно. В "сойдет" попали только ириски из корня валерианы и горящая путевка в Индию на пол года.
Для меня любимая приготовила водяной пистолет и пластмассовую шпагу. Я преподнес ей деревянную лошадку-качалку и ноты песни "Все мы бабы - стервы"…
Ночью Анька убедила, что со стервами всё-таки погорячился…
11. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
С рассвета преследовало смутное чувство тревоги. Так же навязчиво, как Долгорукий пытается заставить называть себя папенькой. А может назвать однажды? Броситься на шею, облобызать… Чтоб сразу - насмерть. Бр-р-р… Неужели хлебнул-таки вместо бренди Сычихиного отвара? Они с Анькой в последнее время дюже изворотливыми стали. Даже в умывальник эту байду льют. Вчера обнаружил пропавший недавно любимый графин. Понюхал - вроде бренди. Внутренний голос завопил: "Ну и болван же ты, Корф! Выливай нахрен!". Вылил... В другое место. Решил на лошади испытать. Жеребец хлебнул, и я ловко сунул ему в морду портрет тестя… Точно - болван. Конь оскалился и от умиления завалил навозом пол конюшни.
Ну ничего, я тоже не вчера с дерева слез. Спёр у Сычихи пару склянок, добавил махорки, ржавых гвоздей, пороху и изюму. Подумал и плюхнул корицы. Для аромату. Назвал поэтично: "Вечная память". Аньке сразу споить не решился и снова отправился на конюшню. "Болва-а-а-ан", - внутренний голос осип и сдался… Сменил название пойла на "Вырви глаз"…Хороший был жеребец…
К вечеру чувство тревоги усилилось. Решил подышать свежим воздухом. Пока шёл по аллее, то тут, то там мелькало что-то смутно знакомое… Старый добрый Дарвин был прав: человек произошёл от обезьяны, и мой бывший управляющий - живое тому подтверждение. Неужели следить за мной вздумал? Я достал пистолет, и Карл Модестович начал судорожно грызть ветку ели, на которой сидел. "Салют, Владимир Иваныч!", - окончательно обнаружил себя Шуллер: "А Вы витаминчиков не желаете?" Ответил, что нет, но могу помочь восполнить в организме недостаток железа. Шуллер подавился, бросил: "В другой раз", и скрылся в ветвях.
Вечером Анька с Сычихой устроили разбор полётов. Оказалось, что вместе со всем прочим я спёр жутко ценную вещь: Анькину перекись водорода. Сдуру ляпнул, что брюнеток, шатенок и рыжих я тоже люблю… Завтра, если откроется глаз, поеду в Питер за новой посудой и перекисью…
12. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
На рассвете собрался в Питер. Анька заявила, что одного ни за что не отпустит. Даже с маячком и поясом верности. Я, говорит, консультировалась с доктором Штерном, он подозревает у тебя крепостеманию. Тебя, мол, ближе чем на 7 верст к тюрягам подпускать нельзя. Заподозрил у Штерна фингаломанию. Придется лечить…
Варвара, узнав, что едем в Питер, решила передать Репниным гостинцев и снарядила капустный обоз. Сказал ей, что Репнины не кролики, их пока только двое. Варька подозрительно быстро согласилась. Понял, что неспроста. И точно! Подошёл к карете и офигел: вместо колес - вилки, под сиденьем вилки, Аньку за новым бюстом не видно. Даже возница упакован в капустные листья. Голубец с глазками. И Варя, как ни в чём ни бывало, у дверцы стоит: "Ну хоть два вилка возьмите, барин!", - и в руки их мне сует! Ох, бабы…
По дороге вели с Анькой сурьёзные разговоры: о пагубном влиянии кислотных дождей на шевелюру любимого тестя, о связи солнечной активности и Лизкиных подвигов, обсуждали демографическую ситуацию в стране. Решили, что последнюю надо менять. Меняли вплоть до самого Питера…
Репниных дома не оказалось. Заплаканная служанка сказала, что Лизавета Петровна третьего дня прочла "Муму", и они с князем уже неделю прочесывают окрестные водоемы…
Новый столовый сервиз и перекись нашли быстро. Решил сделать Аньке приятное и предложил на выбор: театр или салон княгини Т-кой. Выбрала трактир. Долго думал: гены или общение с сестрой?
В трактире Анька с любопытством повертела головой и заявила: "А тебя здесь совсем не помнят, в угол посадили". Заказал водки… В угол посадили… Помнят!..
Посидеть с супружницей спокойно не дали. Через час появился Шишкин. Он тоже помнил, а потому без слов подошёл сзади и попытался оглушить графином. Почти сумел.
Хотел было объяснить старому знакомому КАК он не прав. Не успел… С воплем: "Мужа бить?!!!!!", - Анька вцепилась Шишкину в шевелюру, и я понял, что цирюльник ему больше не светит. Шишкин попытался было отбиться, но уже через минуту орал: "Корф, пять червонцев, и сними с меня свою бабу!". Сошлись на 100 рублях. Золотом. Добавил зуб: за "бабу"… Анька отряхнула ладошки и посоветовала пострадавшему бодягу и подсолнечное масло. Жалостливая…
Вечером поинтересовался, что там с демографической ситуацией. "Никакая!!!!", - с жаром заявила Анька и шаловливо заблестела глазками. Такого мы допустить не могли…
13. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Спал плохо. Снилась какая-то чертовщина: Лизка с чешуйчатым хвостом, грозящий ей пальцем Тургенев, Мишель с гарпуном наперевес, удирающий от него Герасим и мстительно скалящаяся Му-му.
Проснулся с твердым желанием найти Репниных. Как выяснилось, не я один. Открыв глаза, увидел Аньку. Она крутила в руках акваланг и озадачено хмыкала. Потом попыталась на него сесть, пару секунд подумала, встала и снова уселась, но уже задом наперед. Объяснил, что акваланг не помело. Спросил: "Где взяла?". Она хитро улыбнулась и заявила: "Будет искать Бенкендорф - меня дома нет!.. И вообще, я им расписку оставила и червонец за аренду!!!".
К завтраку пожаловал Бенкендорф. "Оперативно работаете, Александр Христофорыч", - начал я. "Это ваша жена громко поет", - возразил граф и повернулся к Аньке: "Анна Петровна, голубушка, ублажите старика, повторите на бис "Спрячь акваланг за высоким забором"… Анька не заставила просить себя дважды и выдала оптом: "Спрячь акваланг…", Таганку и "Не жди меня, Вова…". Бенкендорф расчувствовался и, вернув червонец, удалился восвояси.
Репниных нашли только вечером. Супруги яростно спорили. Миша отказывался признать в только что пойманной выдре Му-му и тем паче не хотел делать ей искусственное дыхание. Выдра тоже не хотела.., но её никто не спрашивал…
Завидев нас, Репнин облегченно вздохнул, но выдавить из себя смог только одно: "Бренди!!!!!!". Пока Мишель, захлёбываясь опустошал мою фляжку, Анна пыталась убедить Лизу, что выдра вовсе не крашенная Му-му. Выдра с готовностью кивала и пыталась улизнуть. Улизнула…
Ночевали в палатке, на берегу озера. Очень боялся перепутать сестер. Напрасно… Репнин привычным жестом достал наручники и объявил отбой до утра, Лизавета Петровна покорно вздохнула и подставила руку… "Володь, я тоже хочу с наручниками", - жарко прошептала на ухо Анька и увлекла в лес…
14. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Пребывание в Питере затянулось. С утра решили отправиться на пикник. Вместе с представителями августейшего семейства. Правда, цесаревич заикнулся было о трактире, но Мари, нежно улыбаясь, выставила один из пальцев и заявила: "Как это по-русски? Нефиг делать!!!… Я правильно сказала, Лизавета Петровна?". Лизка кивнула и, не сдержавшись, зашлась в приступе смеха. Анна покраснела и дернула принцессу за подол: "Мари, это не тот случай! Сейчас сгодится большой палец между указательным и средним…". "Ох, я такая неловкая!", - огорчилась Мари и, не мудрствуя лукаво, показала жениху кулак…
Пикник удался на славу. Солнышко светило, птички пели, цветочки благоухали, кроты плакали… Это Лизка заподозрила в их норах забалуевские схроны и перекопала пол леса. Остальные тоже отрывались по полной: Анька до хрипоты спорила с кукушкой, Мари восторгалась русскими березками и оттачивала на них технику троекратного поцелуя, Мишель успокаивал кротов и предлагал им в качестве компенсации партию солнцезащитных очков по бросовым ценам.
Мы с цесаревичем устроились под раскидистым дубом и затеяли партию в шахматы. Алесандру явно не везло. Он нервно грыз эполеты и пытался спереть ферзя. На 32-ом ходу наследник надолго задумался… "Конем, Ваше высочество, конем на G6", - раздалось откуда-то сверху. Бенкендорф выглянул из гнезда и послал дамам воздушный поцелуй. "Вы следите за мной, Александр Христофорыч?", - возмутился Александр и запустил в гнездо обгрызенный эполет. "Нет, популяцию ворон в уезде изучаю", - огрызнулся граф, высыпая на нас содержимое гнезда. "Мари", завопил цесаревич: "Мари, детка, скорей сюда! Как раз тот случай..!"
Лизка, углядев Бенкендорфа, радостно взвизгнула: "Йо-хо-хо!!!", - и, вытянув из лифа венгерку ловко соорудила рогатку. В Бенкендорфа летели горох, пуговицы с Мишиного мундира и Анькины призывы вернуть воронам жилплощадь. Граф отстреливался желудями и расписывал новые апартаменты в Петропавловке… Я хлебнул бренди и отбил у Лизки пять своих пуговиц. Она покосилась на цесаревича. Не успела… Снайперский бросок заставил графа внять Анькиным призывам и Александр Христофорыч покинул гнездо. Хорошая была шахматная доска…
Вечер провели в третьем отделении… Ночь там же… Под утро Бенкендорф нашел требуемую нами сумму и уговорил таки покинуть помещение…
15. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Всю ночь снился странный сон. Я бы даже сказал страшный. Лизавета Петровна возглавила Третье отделение… И уже через день выяснилось, что пол России - незаконнорожденные, остальная половина - прелюбодеи, а Забалуев - агент парагвайской разведки. Количество внезапно воскресших отцов семейств увеличилось вдвое, а число эксгумаций - втрое. При попытке цесаревича приблизиться к любой из фрейлин её Величества, во дворце срабатывала пожарная сигнализация и Александр вновь и вновь убеждался в благотворном влиянии холодного душа на мужской организм. Лизка навела такой шухер, что даже кукушки в дворцовых часах в присутствии княгини предпочитали не высовываться и только изредка голосом Левитана сообщали который час…
Проснулся в холодном поту, пылая самыми теплыми чувствами к старику Бенкендорфу. Увидел розовую со сна Анну и понял, что огнетушитель в спальне совсем не роскошь… Едва отдышался…
За завтраком ждал сюрприз: Варька прониклась английской литературой и подала овсянку. Однако, будучи далеко не ветреницей, а вполне твёрдой в своих пристрастиях тёткой, завернула её в капусту и полила какой-то фигнёй… Помниться как-то, ещё на Кавказе, напоили самогоном на козьих шариках. Ощущения те же… Запер все аглицкие книжки в потайной комнате. Заодно туда же, от греха подальше, запхал индийские трактаты, историю отравлений и "Все диеты мира".
Дальше хуже… Ближе к вечеру спустился в столовую и офигел: Григорий препирался с кукушкой, последовательно соблазняя последнюю овсянкой, дождевыми червями и стриптизом. Кукушка была непреклонна и хорошо поставленным баритоном отказывалась покинуть недра часов.
"Где она?", - спросил я, любовно поглаживая базуку. "Лизавета Петровна инспектирует семейный погост", - сразу сообразил Григорий и попытался всучить мне бронежилет. Вот и не верь снам…
Анна, углядев базуку, воскликнула: "Ты не посмеешь!!!", - и попыталась грохнуться в обморок. "Посмеет", - возразил всклокоченный Репнин, услужливо протягивая мне боеприпасы. Анька картинно шлёпнулась на пол… потом ещё раз… и ещё… Через пол часа устала и решила сменить тактику. Ударилась в слёзы… Понял, что проиграл и вернул базуку на место. Репнин схватил пистолет и попытался застрелиться. Вполне успешно. Присоска попала в глаз, и взгляд старого друга приобрел особую выразительность. "Пожелай мне удачи, брат Корф", - обречено вздохнул Мишель и, перекинув через плечо лассо, медленно побрел в сторону кладбища…
16. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Вновь не дали выспаться. Поначалу думал, что это мухи беспардонно топчут мою физиономию своими немытыми лапами, и пытался отмахаться. Хорошо, что не очень старался… Аньке совсем не идут фингалы…
Открыл глаза и обомлел. Гордо восседающая на мне Анька с кисточкой в одной руке и коробкой гуаши в другой, изумленно взирала на дело рук своих. "Что это?", - прохрипел я. "Боди-арт", - пискнула Анна и, высунув от усердия язык, что-то старательно подрисовала под левым глазом. "А ты красавчик, Корф", - удовлетворенно вздохнула она: "Ничем не замажешь". Попробовал дотянуться до зеркала. "Лежать!", - воскликнула Анька и навалилась сверху: "Ты меня любишь?". "Периодически", - бросил я и снова попытался дотянуться до зеркала. "Корф!", - угрожающе пропела супруга, и невесть как оказавшаяся в её руке ночная ваза опасно накренилась. "С завидным постоянством, любовь моя", - сдался я. "Помни об этом", - хмыкнула Анька, протягивая мне бокал с бренди. Для улучшения цветового восприятия…
Себя в зеркале нашел не сразу… Когда нашел, долго вспоминал все буквы русского алфавита и ещё дольше пытался сложить их хоть в одно приличное слово. "Искусство - страшная сила", - понимающе кивнула Анька, заливая в меня очередную порцию бренди.
"Сама додумалась, или научил кто?", - пробулькал я. Призналась, что это Соня давеча дала им с Лизкой пару уроков живописи…
В обед собрался с духом и решил навестить Мишеля. Они с Лизаветой Петровной гостили в поместье Долгоруких…Оделся в темное… Анна разволновалась и, напялив голубую панаму, объявила поместье папеньки зоной, контролируемой ООН. Фигня… Отобрала у меня все колющие, режущие, стреляющие предметы и галстук. Фамильный перстень попал в категории кастетов и был отправлен в сейф. Сказал, что зубы выбить не дам. И вообще, если повезло, то тесть уже увидел Лизкин боди-арт и теперь вовсю обсуждает его с Андреем…
К дому князя пробивались долго. Толпы воронья с узелками наперевес, спешно покидали пределы Долгоруковского поместья. Захотелось бренди и на Кавказ…Там солнце, виноград, де… "Даже не думай",- встряла Анна и показала маленький, но твердый кулак. Тоже аргумент…
Когда въехали в ворота, лошади встали, возничий ляпнулся вниз, Аньки икнула и подавилась панамкой. Во дворе стояло нечто… Кавказ, четыре ходки и наличие тестя сделали своё дело. "Мишель???", - прошептал я. "Не уверен", - ответило нечто: "Ацетон есть?". Оказалось, что Лизка, руководствуясь дешевизной и атомсферостойкими качествами, предпочла гуаши кузбаслак… Петр Михалыч, к моему великому огорчению, зятя так и не увидел… точнее признал в нем посла иностранной державы и в своей привычной манере уперто готовился устроить по этому поводу блестящий прием...
Ситуацию спасла Анька. "Будем ставить Отелло", - заявила она и повернувшись к сестренке, хлопнула её по плечу: "Умрешь красиво…"
17. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Постановка "Отелло" накрылась медным тазом. С грохотом. По идейным соображениям…
Утром меня растолкала испуганная Анька. В спальню кто-то ломился. Оборону, судя по воплям в коридоре, держали Варвара, Григорий и даже Полина. Через пару минут дверь затрещала и в комнату, браво ступая по неподвижным телам, вплыла Лизавета Петровна. "А ты поправился, Володя", - съязвила Лизка и… пала жертвой Аниного тапка. Через секунду в дверях появился запыхавшийся Репнин. "Никогда не играй с женой в индейцев, Корф", - прохрипел Мишель, сбрасывая на пол седло. Лизавета Петровна, поверженная Анькиным тапком, пришла в себя и потребовала сатисфакции. Анька хмыкнула и рассталась со вторым тапком…
Завтракали все вместе… Репнин частично отмылся и теперь был похож на зебру. Лизка, чувствуя себя виноватой, заявила, что муж и жена - одна сатана, и уломала Варвару изобразить ей на лице что-нибудь мужественное. Углём. Пробовали начертать японский иероглифы, маску Пьеро и даже расписать под хохлому. Остановились на знаке Зорро…
После обеда решили обсудить постановку "Отелло". Пока утрясал с управляющим проблемы по хозяйству, из библиотеки доносились отголоски жаркого спора. Однако скоро всё стихло. Перекрестился и, прихватив дежурный графин, решил узнать в чём дело. В библиотеке ждала почти немая сцена: Анька, молча, то открывала, то закрывала рот, Мишель качал головой, мой покойный отец, а точнее его не в меру деятельный дух, хватался за сердце и медленно сползал с гардины. Только Лизка, размахивая как Чапаев шашкой, томиком Шекспира, вслух размышляла о прочитанном. Оказалось, что Отелло - сноб, Дездемона - квашня, а расисты - это расплодившиеся родственники убиенной… Рискнул предложить бренди. Анька с готовностью кивнула. Мишель рванул к графину. Батя приоткрыл один глаз и спросил: "Отравлено?".
"Да бог с вами, Иван Иваныч", - раздалось с подоконника: "Это вчерашний день! Нынче топить в моде… Может Чапаева поставим?". На подоконнике восседала Марь Лексевна. "Не ждали?", - усмехнулась княгиня, потирая руки: "А я скучала!"
Не знаю, кто как, а я по Долгорукой соскучился. Она по мне тоже: бросок через бедро, подсечку, выход на болевой и смачный троекратный поцелуй запомню надолго.
Лизкин вопль: "Воздух!!!" отвлек Марь Лексевну, и... Анькин тапок просвистел мимо. "Вся в мать!", - бросила княгиня Анне и повернулась к Репнину. Лизавета Петровна решила вызвать огонь на себя, отобрала у Аньки второй тапок, но … тоже промахнулась.
"Как всегда, несравненна!", - подал голос папик: "Не всякий рискнёт моего Вовку… да через бедро!". Княгиня махнула рукой и хряпнула бренди. Сказала, что недавно вернулась из монастыря "Шао Линь". Ездила по обмену опытом … Хороший был монастырь…
До родового поместья Долгоруких Марь Лексевну провожали все вместе. С песнями, салютом и годовым запасом валидола…
Ночью обсуждали с Анькой Шекспира… в перерывах…
18. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
День начался не совсем обычно. Точнее совсем не обычно. Трудно начался. Очнулся в библиотеке. На полу. На левом плече сопел Репнин. В одной руке он сжимал ковшик с бренди, в другой - объяснительную для Лизаветы Петровны. Чуть поодаль похрапывал приехавший накануне цесаревич. Правой рукой Александр обнимал графин, левой - ножку Анькиного рояля…
Вскоре на пороге появилась Анна… Точнее две. Та что левее, открыла рот и … оказалась Лизкой. Узнал много нового о мужской анатомии и способах её совершенствования. Анька ругалась гораздо тише, но тоже с душой. Заметив, косящего под ножку рояля, цесаревича, дамы умолкли и потребовали объяснений. Александр тяжело вздохнул и, вылезая, плёл что-то о скором визите Его Величества, государственном долге и трёх порциях рассола…
Завтрак прошёл в теплой, дружеской обстановке. Оказалось, что возможный визит императора отнюдь не пьяный бред его отпрыска. Давеча, на приеме в честь иноземных послов, Саня дико скучал: напоил всех иностранцев, Мари, лошадей и папиных канареек. Заявил: "Слабаки!". И, чирканув бате: "Буду поздно. Бенкендорфа к Корфам не посылай - пропадёт!", - смылся в деревню.
Решили, что Его Величество необходимо встретить: Сычиха с Варварой устроили в лесу развернутые учения. Не то чтобы зверствовали, но последняя демонстрация боевой раскраски повергла в шок даже Польку. Насилу откачали. Доктор Штерн пожертвовал тремя ночами и собственной репутацией… Ещё сутки откачивали Штерна…
На семейном совете решили, что Николая будем встречать мы с Анной. Лизка взяла на себя культурно-развлекательную программу, Мишель - устранение её последствий…
Одиноко стоящую в зарослях карету императора увидел издали. Захотелось бренди… Анька отняла фляжку, выглохтала ровно половину и заявив: "Бой террору", рванула вперед…
У куста дежурили трое. Один вопил: "Занято". Двое других усиленно махали ветками и пугали комаров божьей карой и новинками генной инженерии. Судя по бурчанию венценосной особы и звучным шлепкам - напрасно. Анька откашлялась, и комары приказали долго жить. Лирический визг растрогал Его Величество до слёз. "Сногсшибательно!", - шептал он, пятый раз тщетно пытаясь встать с колен. "Я и танцую неплохо и в стрель…". "Верю!!!!", - император второпях чмокнул Аньку в область уха, со словами: "Всё, что могу!!", - всучил мне Георгия и скрылся в лесу.
"1:0", - довольно хмыкнула Анна, положив голову мне на плечо. Потребовал объяснений. Призналась, что поспорили с Лизкой : кто обеспечит благоверным большее количество Георгиев к Рождеству. Бренди не помогло…
Императора так и не нашли… Весь остаток вечера и полночи сушили сухари… Александр клялся, что когда-нибудь Петропавловку назовут нашими именами…
19. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
Любит Господь Корфов и иже с ними. Что не Корф - то кадр. Объявился батин призрак. Стучал кулаком, брызгал слюной и грозился навечно поселиться в супружеской спальне. Объяснил ему, что все зрительные места - на карнизе. Папа вопил о продолжении рода, внуках и загубленной корфовской репутации. Анька краснела, бледнела и втихаря пыталась запинать под кровать два восточных трактата и книжку-раскраску…
Батя достал указку и развернул пару плакатов с выдержками из Кама сутры. Понял, что дело - дрянь… Захотелось бренди… Анька из уважения к родителю пыталась записывать. Я развлекался, делая соответствующие пометки в Анькиной раскраске. Лекцию прервал Григорий. Сказал, что дико извиняется, но Сычиха припёрла лешего.
Спустился вниз и офигел: посреди библиотеки в рыболовной сети сидело нечто. Вокруг, пританцовывая, кружила Сычиха. Светила в лицо несчастному фонариком и требовала назвать резидента, явки и пароль. Нечто истекало потом и повторяло: "Мы Николай!!!" "Ага, а я - Анна Павлова", - парировала тётушка и грозилась позвать Лизавету Петровну. Первой императора опознала Анька и с радостным воплем "не тронь Величество!!!" принялась яростно вытряхивать его из сети…
Завтракали все вместе: мы с Анной, Сычиха, император, цесаревич и старик Бенкендорф. Последний прибыл в поместье инкогнито, но был расколот Сычихой, вследствие чего страдал жуткой головной болью и манией преследования.
К полудню приехали Репнины и князь Долгорукий. Выскочив из экипажа и завидев гостей, несколько растрёпанная Лизка, радостно взвизгнула и принялась смачно целовать их куда придётся. Император заработал нервный тик, Мишель - Георгия, цесаревич отделался лёгким испугом, Бенкендорф… Бенкендорфа так и не нашли… "1:1", - торжествующе глядя на сестру заявила Лизавета Петровна, отбирая у мужа орден и пряча его в декольте… Я снял с Мишиного уха подвязку и вместе с папиными плакатами, Анькиной раскраской и последним номером Плейбоя отдал тестю…
Ночевали с Анькой в потайной комнате… Отец бы нами гордился…
20. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
После бурного знакомства венценосных особ с природой Двугорского уезда, проснулся в стогу. Понял с кого пишут полотна авангардисты. Отовсюду торчали руки, ноги и остатки императорской кареты. Выудил Аньку и Лизкино платье… Значит ночью пыхтел не филин… Долго доказывал свою непричастность Анне. Наткнувшись на Мишин сюртук, поверила. Через секунду ойкнула и извлекла офицерский мундир, галстук, два корсета и остатки сорочки. Язвительно бросила: "Анечка, мы не одни!!!!" и, добавив: "Скажем адюльтеру НЕТ", проворно закопала всё обратно и уселась сверху.
Через секунду выполз Мишель. С экибаной… последняя хлюпала носом, хихикала и порывалась вернуться в стог. "Нефиг делать!", - заявил Репнин и пообещал мамзель итальянские каникулы… Спор прервала голова цесаревича. Икая, она сообщила, что всё под контролем и потребовала продолжения банкета... Из стога показался кулак…
Анька поставила на голову, я - на кулак. Трезвый взгляд на жизнь и боксёрское прошлое императора сделали своё дело… Выиграл… Значит ночи следующих двух месяцев проведём в тишине. Аньку люблю, но её колыбельные способны усыпить кролика, напичканного виагрой. "Твоя взяла, Корф", - промурлыкала подозрительно довольная Анна, многообещающе прикрыв глазки. Понял, что ночное соло мне обеспечено…
Мирное очарование утра нарушил дражайший тесть. Вопя, как раненый бизон, с его же грацией, он скакал по полю, неумолимо приближаясь к стогу. Захотелось бренди…
Браво вынырнувшая на поверхность стога Лизка сменила неглиже на Мишин сюртук, плюнула на ладошки и, крикнув Соне: "Уходи лесом, я прикрою!", - приготовилась к обороне. Анька тяжело вздохнула и начала обкладываться тяжёлыми предметами. Девушка - экибана голосом Натали Репниной вопила: "Трубка 17, прицел 120, огонь!!!", -и яростно потрясала бутылкой шампанского…
Малину испортила княгиня Долгорукая. Волоча под мышкой трепыхающуюся Соню, она вышла из леса и мимоходом бросив: "Репниных жду в гостиной, Корфов - в аду", двинулась навстречу мужу…
Обедали в тесном семейном кругу: я, Анна и Сычиха. Последняя сдала домик заезжим туристам и теперь обитала в тайной комнате. Скрывалась не столько от туристов, сколько от графа Бенкендорфа. Александр Христофорыч требовал легализации азартных гаданий и лицензию на фармацевтическую деятельность… Третьего дня втихаря послал ему приворотного зелья любимой тётушки… Жду результатов…
Вечер прошёл спокойно… Почти… Мишель одолжил портрет князя Долгорукого с цифрой 10 на кончике носа, Лиза - лопату, Натали - костюм Саломеи, цесаревич - Натали…
21. Очередной день из жизни барона Корфа, рассказанный им самим.
День начался резко, с Анькиного пинка и неумолимо приближающегося пола. Мстит за вчерашнее, понял я, ловко хватая любимую за пятку и стаскивая вниз. Анька плюхнулась на попку и очаровательно выругалась на иврите. Давно подозревал Долгоруких в связях с массадом. Потребовал объяснений. Анька, в самых ярких жестах и выражениях выдала всё, что думает о ночных "не в меру употреблениях", спаивании доктора Штерна, Лизкиных идеях фикс и коллективных попытках перевести с иврита странный пергамент, обнаруженный княгиней Репниной в личном архиве своего папеньки. Добрая порция бренди вернула память и желание выпороть свояченицу.
…Найденные документы оказались перепиской тестя с некой дочерью Палестины. Пётр Михалыч обладает удивительным талантом превращать женщин в фурий, ибо то, что удалось перевести было смесью виртуозных ругательств с подробным описанием процесса превращения князя в штатного сотрудника многочисленного гарема… Горящие глазки Лизаветы Петровны прожгли существенную прореху в душевном спокойствие Мишеля и моём винном погребе… После трехчасового Мишиного соло: "Чёрный ворон…", и семи неудачных попыток оторвать бледного доктора Штерна от графина с бренди, Лиза сдалась и согласилась забыть о значении слова гарем и попытках проверить папеньку на причастность к этому заведению.
… Гневный монолог супруги прервали вопли и фирменный топот родственников. Умирать буду - ни с чем не перепутаю! Лизка, например, передвигается быстро и бесшумно, чем причиняет кучу неудобств влюблённым, сердечникам и мышам. Мишель, с момента женитьбы на княжне Долгорукой, тоже начал передвигаться быстро, но, в отличие от супруги, громко, ибо очень переживает за влюблённых, сердечников и мышей. Князь Долгорукий никогда ни за кого не переживает, поэтому передвигается как придётся и куда придётся. Как следствие, почти всегда попадает туда, где его не ждут. Софья Петровна за последние пол года научилась двигаться гораздо быстрее старшей сестрицы и в противофазе к почтенному родителю. Сонечка не теряет надежды обрести независимость и личную жизнь…
Однако, сегодня вся родня двигалась на удивление дружно и шустро. Прижал к себе Анну и оценивающе глянул в окно. "Лавры Икара покоя не дают?", - поинтересовалась баронесса Корф и, схватив меня за руку, потащила в сторону потайной комнаты…
Фиг! Никакой личной жизни в собственном шкафу не обломилось. Место ангажировали Сычиха и старина Бенкендорф. Понял, чьим акробатическим этюдам обязаны две ляпнувшиеся люстры и облетевшая штукатурка. Орлы!!!
… Родственников встретили в столовой. Оказалось, что Татьяна родила сына. На радостях, Мишель остаканился, я ографинился, Анька, Лизка и Варвара забацали кан-кан. Затем дружною толпой отправились посмотреть на Андрюшиного потомка… Я глянул на маленькое сморщенное личико и с облегчением отметил, что младенец совсем не похож на деда. Лиза буркнула: "Не сглазь!". Мишель изрёк: "Господь милостив!". Анька потребовала постучать по дереву. Постучал… Тесть обиделся и, после пары неудачных попыток постучать в ответ, схватился за грудь. "Папа, ты повторяешься!", - бросила Лизавета Петровна, сосредоточенно сравнивая Андрюшу - младшенького с портретами Андрюши - старшего, Никиты I и Никиты II. Княгиня хмурила брови, шевелила губами, и никак не могла понять почему все трое - брунеты. Танька хитро улыбалась и втихаря вытирала черные пальцы о князев сюртук…
Вечером Сычиха затащила меня в библиотеку и с чрезвычайно серьёзным видом поведала о том, что у меня будет наследник. Поинтересовался откуда информация. "Видение было!", - гордо изрекла Сычиха: "Ты уж расстарайся, Володенька, не погуби тётушкину репутацию!". "Ты меня женила уже", - буркнул я и пошёл стараться…